«Да, мне не нравится Зеленский, но россиян я ненавижу сильнее». Исповеди украинцев, которые не хотят уезжать из разрушенных войной городов

19 августа 2025 в 1755600120
The Insider⠀

На четвертый год войны в Украине даже в почти полностью разрушенных городах остаются жители, которые не хотят покидать свои дома ради более безопасных мест. Кто-то просто не имеет возможности выехать, кто-то не решается оставить родной дом, а кто-то - из принципа. The Insider поговорил с жителями разрушенных городов о том, каково это - выживать в городе, от которого практически ничего не осталось.

«И крыши порушило, и по огородам ракеты валялись. Но никто не уезжал»

Валентина, село Парноватое, Харьковская область:

- Российские военные зашли в наше село уже в первый день - 24 февраля. Мы до последнего не верили, что что-то случится, пока они не начали стрелять. Казалось, что кацапы лезут бесконечно, как жуки. Невозможно передать этот кошмар.

Через другие села оккупанты проходили и ехали дальше, а у нас они остались. Постоянно летали самолеты - прямо над хатами, с утра до вечера. Были случаи, когда приходили люди, которые вообще ни с чем не считались, расстреливали пенсионеров в домах. Но у нас до этого не дошло.

Было много прилетов. И крыши порушило, и по огородам ракеты валялись. Но с самого начала никто не уезжал. Все местные, все уже старожилы, закаленные бабушки - и войны и голод прошли.

А потом нас освободили. Саперы зашли, все разобрали, разминировали поля. Фермеры беспокоились, что не смогут их засеять, поэтому ребята старались, работали.

Сейчас в селе остались пять бабушек по 85−86 лет и две семьи с детками. Ни магазина нет, ни аптеки. Ближайшая аптека в Бугаевке - 15 км отсюда. Вроде бы обещают организовать автобус в Изюм, там можно хоть в больницу сходить. Но туда же надо доехать, а ехать страшно.

Уезжать мы никуда не собираемся. У меня здесь бабушка старенькая. Куда я ее повезу? Местные волонтеры раз в день подвозят нам гуманитарку, хлеб дают бесплатно. Пока мы за продукты не страдаем. Молимся, чтобы мир настал.

«Знакомые возвращались и подрывались на минах»

Роман и Юлия, Изюм, Харьковская область:

- Почему мы до сих пор остаемся? Главная причина - нет заработка в других городах, которые, может быть, и безопаснее. Здесь у нас есть жилье и небольшой доход с нашего бизнеса. У нас магазин детской одежды. Начинать в другом городе такое дело будет сложно.

В 2022 году было тяжело. Мы вообще не понимали, что происходит. А потом, когда первые самолеты начали летать, стало жутко: ты стоишь, а рядом попало в школу - идет дым. Мы тогда уехали на свой страх и риск. Помню, на выезде нас остановили спасатели и сказали: «Если вы выедете, то выедете. Нет - значит все».

Когда выезжали, взяли с собой только документы и обогреватель. В финансовом плане я (Роман - The Insider) был как бомж - было пять тысяч гривен на карточке и все. Работы не было, с марта по июнь жили на эти деньги. Но мы смогли себя прокормить. Нашли себе дом в селе, огород посадили. Вырастили там урожай, потом привезли его в Изюм. Год был урожайный. Заниматься хозяйством тяжело, но это помогало не опуститься - кто-то же спивается, кто-то с ума сходит.

Мы помогали церкви, а она - нам. Мы держим связь с пастором до сих пор. Когда 4 февраля в Изюме был прилет, он звонил, интересовался, как мы. Он нам показал, что если есть вера, то все будет хорошо.

Вернуться в Изюм было для нас единственным вариантом - из-за магазина. Вообще бизнес в городе серьезно пострадал. Кто не смог вывезти товар, а это процентов 70, просто остались ни с чем. Магазины разграбили, у нас остались одни пустые полки - все было разбито. А это была наша жизнь, которую мы 25 лет строили. Сейчас восстанавливаем все.

Город нужно развивать, а для этого должна быть молодежь. Но не все хотят возвращаться - тем более, что здесь все еще очень опасно. Процентов 90 выехавших, скорее всего, не вернутся. Особенно если уезжали с детьми. Потому что уже есть горький опыт у знакомых, которые подрывались на минах и получали травмы, когда возвращались.

Детей в Изюме в последнее время рожают мало. В остальном все есть, работы хватает, но чувствуется, что война рядом. Приезжают парни, рассказывают, как там тяжело. Но, как говорится, не мы это начали. Хотя если Изюм снова оккупируют, то мы уедем однозначно. Жизнь ценнее любых вещей.

Скучаем по довоенной жизни. Все было более-менее стабильно, можно было что-то планировать. А сейчас живешь - и не знаешь, что будет завтра.

«Под обстрелами никто не хотел помогать с похоронами мужа»

Вера Ивановна, Изюм, Харьковская область:

- Когда началась война, я жила в частном секторе. Танки шли прямо мимо наших домов: едут, а на броне - по четыре военных с автоматами с обеих сторон. Я же баба старая, такие ужасы живьем помню. Соседи прятались: кто на крышу, кто на чердак, кто в сарай. Помню танк с номером 362 застрял, а танкист был пьяный.

Людей нашего возраста российские военные особо не трогали. Если видели, как мы идем за водой или еще куда-нибудь, то не обращали внимания. Но были и те, кто занимались ерундой: лазили по квартирам, как шакалы, воровали всякое барахло - куртки, постельное белье. Некоторые говорили, что не знали, куда их послали. Забрали якобы на учения и повезли сюда.

В город я ходила за лекарствами для мужа. Потом он умер, пришлось идти оформлять документы. Это все происходило в районе Гончаровки, где часто были прилеты. Мне в больнице говорили, что если прилет, то надо закрывать лицо и падать на землю, под заборчик.

Под обстрелами никто не хотел помогать с похоронами мужа. Некоторых хоронили во дворах и огородах - но я так не хотела. В итоге помощники все же нашлись - алкаши немножко. Нашли место, выкопали яму. Гроба никакого не было - ковер и одеяло, два слоя. Я все это заматывала разрезанными простынями. Ничего особенного я не ощущала. Человек прожил рядом 50 лет. Умер - а на следующий день я его похоронила.

Сын говорил: «Уезжай». А как я брошу хату, как брошу все? У меня здесь своя печка, котел, посуда. Но в итоге нас все равно эвакуировали в Харьков.

Сейчас я вернулась в Изюм, куда мне еще деваться. Тут мой дом, мои коты, мой сын.

«Лиман до войны был спокойным городом, зеленым. А сейчас нет Лимана»

Вера и Любовь, Красный Лиман, Донецкая область:

- Весело нам здесь. Как взорвется что-нибудь, как бахнет, так вся хата трясется. Спать невозможно. И холодно. Дома стоят без окон, без дверей, без крыши. Топим печку и на ней сидим, спина греется. Ждем, когда хоть немного потеплеет и война эта закончится.

Каждый раз так происходит: прилет, окна-двери повылетали, шифер с крыш послетал. Никто ничего не ремонтирует, потому что потом опять прилетит и придется опять переделывать. Рабочих зовем, чтобы нам просто дырки позакрывали.

Очень мало осталось жителей у нас, процентов 10, и то одни старики. Меня (Любовь - The Insider) не выпускают за границу - нет украинского паспорта, только вид на жительство. Старый паспорт был российский, а здесь я не успела оформить документы до войны. У меня в России остались два сына, один недавно умер. Когда закончится война, я хотела бы увидеть младшего и съездить на могилку старшего.

Общаемся очень редко, телефона нет, денег нет, пенсии нет. Живем на гуманитарку. Гуманитарку дают раз в месяц, но нам больше и не надо. Посмотрите на нас, нам много не надо - супчика, борщика и каши. Телефон один на двоих. Новости узнаем от людей. Молимся за наших солдат.

Мы ждем, когда закончится война. Что мы можем сделать в наши годы? Мы же не пойдем воевать, можем только Богу молиться. Обидно, что столько людей погибло, одни смерти. На нашей улице ракета попала в дом - погибли семь человек. Хочется, чтобы кровопролитие закончилось.

Лиман до войны был спокойным городом, зеленым. А сейчас нет Лимана.

«Я маленькая, худенькая, в меня не попадают»

Наталья, Дружковка, Донецкая область:

- Уезжать никуда не собираюсь. Здоровья нет и пенсия 3 тысячи гривен. А самая дешевая квартира на западе Украины стоит 7 тысяч. Да и если уедешь, то дом обнесут. Одни стены останутся.

Про жизнь у линии фронта я всегда говорю друзьям так: «Я маленькая, худенькая, в меня не попадают». Мы почти каждый день перезваниваемся со знакомым из Сум: «Как вы? У нас еще километра два до фронта, живем». Я говорю: «У нас даже дальше, Константин Аркадьевич, живем».

Я сама с занятой россиянами части Сумской области, муж в Дружковку перевез. У меня дома живут беженцы, я с начала войны сказала, что буду принимать их. Места много, ночью мне бывает плохо, помогают. Не одиноко. Помогаю всем, кто приезжает к нам, и нашим военным, а как иначе?

«Военные приезжают и уезжают, а бабушки всегда на месте»

Татьяна, Дружковка, Донецкая область:

- У меня в Краматорске отец, но я не могу так рисковать и ехать туда. От бабушки осталась квартира в Дружковке, здесь поспокойнее, поэтому в ноябре прошлого года мы перебрались сюда. У меня трое детей - все на моей шее. Получаю выплаты, денег немного, бывший муж не очень помогает, а на своего отца я не хочу вешать заботу о них, он уже немолодой. Мой нынешний парень военный, я новости не читаю, а слушаю его. Если он говорит, что в Дружковке безопаснее, то и останемся пока тут.

Я в своем подъезде одна живу, в другом - две бабушки. Военные приезжают и уезжают, а бабушки всегда на месте. А куда они поедут? Будь, что будет. Мой папа тоже остается в Краматорске, хотя в наш дом там уже был прилет.

Куда-то ехать дальше не собираемся, тут квартира есть, семья, у меня трое детей, парень военный, старший сын учится онлайн уже. Жду, когда города восстановят. Это самое важное. Остальное переживем. Пока есть квартира, можем жить тут.

«Краматорск сейчас - город стариков и военных»

Валерий, Краматорск, Донецкая область:

- Я выезжал из Краматорска в марте 2022-го, но вернулся уже в декабре. Меня хорошо приняли на западе, за жилье не платил, но это все-таки чужой дом. Тут спокойнее, комфортнее психологически. Прилеты - это страшно, сжимается все внутри, я же не супермен. Но я никуда не бегу, это не спасет.

Краматорск сейчас - город стариков и военных. Молодежь есть, но ее мало. Мы не уезжаем, потому что не можем себе позволить снимать жилье, а в бесплатном не так комфортно, как дома. Сыновья у меня саперы, сейчас в полях работают на деоккупированных территориях. Я за них не переживаю. За себя и подавно.

Было страшно, когда война в 2022 году перешла в другую фазу, но я с 2014 года живу с пониманием, что Россия развалится. Читаю экономиста Милова, он пишет, что в высшем бюрократическом аппарате в России говорят о кризисе.

Я уже пенсионер, но занятие у меня есть. Я проповедую - у себя и в двух других общинах. Ко мне ходят пенсионеры из нашей общины, чувствую ответственность перед ними. Рад всем, кто возвращается.

Меня все спрашивают: «Когда это все закончится?» Я отвечаю: «Просто знаю, что закончится. Сталин тоже, казалось, вечно правил, а умер в моче».

«Люди не устали от войны, а привыкли к ней»

Сергей, Чернигов:

- Я был уверен, что россияне не зайдут в Чернигов. Когда город стали окружать, то местные побежали в Киев, а на дорогах всех мирных расстреливали. Помню, ехала молодая мама с младенцем и дочкой, так осталась только дочка жива.

По нашим домам из танков стреляли. Местные потом взяли в плен танкиста - защищали свои дома.

У меня брат живет в Германии, хотел бы к нему, но сейчас уже не выехать, а на западе Украины не безопаснее, чем тут. В Киеве больше всего прилетает. Чаще, наверное, только в Харькове.

Люди не устали от войны, а привыкли к ней. Прилетело, отстроили. Люди живут одним днем, жив и слава богу, что будет завтра - мы не знаем.

Если сейчас заморозим конфликт, то Россия потом снова нападет. Мы выстояли в 2022 году, они нас недооценили. Да, нас обстреливают, но мы не отдадим свои земли. Я в 2015-м был в АТО, если надо будет, то буду защищать страну и в 2025-м, и в 2030-м.

«Сейчас нигде не безопасно. Так что уж лучше оставаться среди своих»

Тамерлан и Роман, Кременчуг, Полтавская область:

- Зачем нам куда-то уезжать? У нас все было здесь - работа и жизнь. Сейчас нигде не безопасно. Во Львов не прилетает? Прилетает. Так что уж лучше оставаться тут, среди своих. У нас в заведении (кафе «Буфет» было полностью разрушено во время обстрела 6 июня - The Insider) была классная зеленая зона, большая кухня и бар, кучу праздников устраивали.

В начале войны мы кормили беженцев бесплатно. Должны же люди как-то жить. Местные любили наше место и поддерживали в трудные времена. Да, у нас сейчас сильные обстрелы, кафе полностью разрушено, но мы делаем все, чтобы найти новое помещение и открыться в сентябре. Очень многие предложили нам помощь. Как мы можем их подвести? Очень важно продолжать жить. Людям нужна надежда.

«Люди уезжают и бросают питомцев, а я здесь за ними ухаживаю»

Ирина, Полтава:

- Куда мне уезжать? У меня никого нет. Все, что осталось, - это медаль за добросовестный труд. Сын умер от ковида пять лет назад. Меня даже хоронить некому. Я в этом доме 47 лет прожила, даже сейчас, когда половина разрушена, все равно остаюсь тут. Присматриваю за котиками.

После прилета в мой дом мне пришлось сделать операцию на глазах. Меня тогда засыпало пылью и осколками, я практически слепая стала. Если бы не операция, то ослепла бы полностью. Доктор спрашивал, кто может присмотреть за мной, пока я лечусь, - я сказала, что некому. Он тогда пошел по соседям спрашивать, правда ли я так одинока - один сказал, что у меня тут все котики района под присмотром. В больнице меня потом называли «королевой котиков». В общем, ради них и живу. Если не я, то кто им поможет?

Никому нет дела до животных, люди уезжают и бросают питомцев, а я здесь за ними ухаживаю. Никуда не собираюсь. Сначала почти вся пенсия уходила на корм котикам, но теперь волонтеры помогают с ним.

На моих глазах в этом доме создавались семьи, рождались дети, внуки, правнуки, заселялись новые жильцы, умирали старые. А потом прилет - и столько смертей в одну ночь. Это был кошмар. Никогда не думала, что увижу такое своими глазами. Даже не знаю, от чего я едва не ослепла - от осколков и пыли, или от того, что увидела столько боли в ту ночь. Никому не пожелаю такого.

Я украинка, Украина - это моя страна, Полтава - мой город, а этот дом - мой. Я никому его не отдам, только через мой труп.

«Я уже дважды терял дом, в этот раз я его не отдам»

Виталий, Полтава:

- Я дважды терял дом: сначала в Луганске, потом в Покровске - в этот раз я п*дорам (россиянам - The Insider) его не отдам. Сказал семье, что если они хотят, пусть уезжают, а я останусь тут. Я этот дом своими руками по доске собирал. Да, я не совсем согласен с нашим правительством, да, мне не нравится Зеленский, но россиян я ненавижу сильнее.

У нас был прилет недалеко от дома, буквально метрах в 60. Ударная волна была такая, что напрочь снесло все окна у меня и у соседей. Мы даже дышать не могли, так вокруг воняло гарью. Ну ничего, все отстроили. Они говорят, что стреляют по военным объектам… Мой гараж с машиной 90-х годов не очень похож на военный объект, знаете ли.

Семья после того прилета все же переехала на запад, а я остался. Помог им отвезти вещи и сразу же вернулся. Не дай боже мой дом достанется русским. В третий раз я не позволю это. Я бы хотел и дом в Покровске отстроить, каждый день жалею, что уехал оттуда. Головой понимаю, что было слишком опасно, дом сравняли с землей, но сердце болит за него. У меня там все было. Особенно любил свой сад с вишнями - мы там собирались всей семьей, я с внуками играл. Теперь новый дом в Полтаве, но на этот раз навсегда. Я уже отсюда не уеду.

«Когда я уезжал из Бахмута, то понимал, что вижу город в последний раз»

Антон, Донецкая область, Дружковка:

- С 2022 года я работаю в экипаже «Белого ангела» (спецподразделение украинской полиции, которое занимается эвакуацией мирных жителей из пострадавших от войны районов) в Донецкой области. Бахмутское направление. Занимаемся эвакуацией семей с детьми.

Многие рассказывают, что им некуда выезжать, хотя у нас всегда были варианты для них. Мы и бесплатно расселяем - предоставляем дома и общежития. Говорят, что это их дом, они здесь родились. Работать сложно, очень много раненых при обстрелах, многие погибают. Оказываем медпомощь, как можем.

Насильно никого не эвакуируют. Таких случаев не было. Если человеку нужна помощь, мы всегда реагируем. Приезжаем, забираем их и вывозим, куда они скажут. Самое трудное - это уговорить человека покинуть свой дом, место, где он родился и прожил всю жизнь.

В основном мы сейчас работаем с семьями - с детьми и без. Ведем с ними профилактические беседы, призываем их к эвакуации, потому что это спасает жизнь. Было, наверное, семей пять, с которыми было очень тяжело работать. Они говорили, что уедут, только когда к ним прилетит. А потом целыми семьями и погибали при обстрелах. Очень жаль этих людей. Но мы старались и уговаривали. В любом случае, за всеми просто не уследишь.

Иногда эвакуированные возвращались обратно, несмотря на обстрелы. В одной такой семье недавно убило снарядом девушку. У нее остались сын и пожилая мать, которая тогда и настояла на возвращении. После смерти дочки она сказала, что «все поняла». Ребенок не пострадал, и в итоге эвакуационная группа их той же ночью вывезла из разрушенного дома.

У некоторых «Белый ангел» ассоциируется с российской пропагандой, которая рассказывает, что мы сдаем вывезенных детей на органы. Люди реально верили в это. Прятались от нас по подвалам. Некоторые даже истерику устраивали, или спектакли целые: ребенку шесть лет, а он уже рассуждает, что родился здесь и будет оставаться до конца. Понятно, что это все слова родителей. Бывали случаи, когда мы приезжали, разговаривали с родителями об эвакуации, а ребенок стоял сзади и показывал нам, что не хочет здесь находиться, ему страшно. Они боятся такое говорить.

До войны я работал полицейским в Бахмуте, оставался там до ноября 2022 года. Всего прожил восемь лет там. До 2014-го жил в Донецке. Последний раз побывал там летом того года. Когда я уезжал из Бахмута, то понимал, что вижу город в последний раз. Я даже проехал по двору, посмотрел на свои окна, и на этом все кончилось.

Сейчас я не знаю, где мой дом. Жил в Донецке, потом в Бахмуте, потом в Константиновке, теперь в Дружковке. Донецк в 2014-м был еще целым, поэтому поначалу оставалась надежда вернуться туда, хотя потом и понял, что это невозможно. А Бахмут полностью разрушен, моего дома уже не осталось, возвращаться некуда.

О чем я мечтаю? Провести время с семьей.