Когда витеблянке Арине Федорцовой было 17 лет, умер ее отец, в 18 она похоронила мать. Теперь, в 23 года девушка фактически стала вдовой. Ее муж — доброволец полка Калиновского — отправился на боевую задачу в январе, но не вернулся. Его побратимы с болью признают, что надеяться уже нет смысла. Теперь беларуска учится смиряться с этой мыслью и жить дальше. Арина рассказала «Зеркалу», каково это — остаться сиротой, а после потерять последнего родного человека. Вот ее монолог.
Чтобы помочь Арине, фонд BYSOL открыл сбор. Поддержать ее можно по ссылке
«Пришла из школы и узнала, что отца убили»
— Папа ушел из семьи, когда мне исполнилось 12, мы иногда общались. Они не развелись официально, но я все прекрасно понимала.
В 17 лет (это был 2018 год. — Прим. ред.) пришла из школы и узнала от мамы, что отца убили. Там же, на кухне, упала на колени, стала плакать. Несколько дней тогда не ходила в школу, было очень тяжело. Одно дело, если человек умирает своей смертью, а когда его убивают…
Потом мне рассказали коротко, что произошло. Оказалось, папа и еще три человека отдыхали на квартире, выпивали. В какой-то момент произошел конфликт, папа стал выгонять остальных. И то ли куртку порвал, то ли что-то сказал — тогда эти трое стали его сильно бить ногами, руками, предметами. Как мне говорила мама, на нем просто не осталось живого места, все лицо было перекошенное.
На заседания я не ходила. Не хотелось выслушивать все это, видеть людей, которые убили отца, чтобы не травмировать себя еще больше. К тому же мама старалась меня как-то уберечь. Да и нужно было сдавать централизованное тестирование, экзамены.
Помню, что тело папы не отдавали месяц из-за расследования, не давали похоронить. И к моменту, когда разрешили, оно настолько разложилось, что его даже не смогли одеть в костюм — просто положили одежду сверху. Уже на похоронах никто к гробу не подходил, тело просто воняло. Быстро похоронили и разъехались.
«Почти все деньги уходили на лечение матери»
— В 2020-м умерла мама. У нее был рак молочной железы, который давно ушел в ремиссию. Но на фоне стресса болезнь обострилась: под мышкой выросла опухоль. Все развивалось стремительно, несколько раз мне приходилось ее даже спасать от обмороков.
На тот момент я получала пособие по потере кормильца, потому что осталась без отца. Почти все деньги уходили на лечение матери. Во-первых, нужно было покупать перевязочные материалы, обрабатывать рану (там стремительно развилась язва), из которой текла кровь и выходил гной. Во-вторых, возить ее на капельницы, химиотерапию и облучение.
Когда начала не переставая идти кровь, ее положили в больницу. Рак уже развился до четвертой стадии, врачи не могли спасти маму — и ее перевели в хоспис. Тогда поняла, что ей осталось несколько месяцев. Из-за коронавируса меня не пускали в палату, но я почти каждый день привозила пеленки, еду. Звонила, спрашивала: «Мам, что ты хочешь?» Но у нее были ужасные боли, ей кололи морфий — это влияло на сознание, память. Она просто не вставала.
Я понимала, что мамы скоро не станет, но все равно думала, обойдется. Всегда ведь надеешься, что все будет хорошо. Но в один день мне позвонили в девять утра из хосписа и сообщили, что она умерла. Как сказать… Это шок. Даже не знаю, как передать словами то чувство. Сразу попросила отвезти ее тело в морг, а через день мы ее похоронили рядом с папой.
Потом у меня обострилось тревожное расстройство. Лечилась где-то год, ходила на сеансы к психологу, к психотерапевтам, принимала успокоительные препараты.
Тогда начала вести самостоятельную взрослую жизнь. Я училась в Витебском государственном политехническом колледже легкой промышленности. Жила на пособие и стипендию. Никто никак меня не поддерживал и не помогал. До сих пор ни с кем из родственников не общаюсь.
«При первой встрече мы уже поняли, что будем вместе»
— Во второй половине 2021 года познакомилась с будущим мужем на сайте знакомств. Я сразу поняла, что человек очень интересный, умный. И при первой встрече мы уже поняли, что будем вместе. Все так быстро закрутилось, завертелось, что спустя полгода отношений он сделал мне предложение. В 2022-м расписались в Витебске и стали жить вместе.
А потом началась война в Украине. Мы еще до этого поняли, что будет, когда видели, как едет техника. Муж тоже служил в армии, и в целом он прекрасно понимал, что происходит в стране. Но когда все же началось, конечно, был шок. Не описать словами. Я думала, что и в Беларуси будут боевые действия.
Все это наложилось на внимание силовиков к мужу. Его несколько раз задерживали за участие в протестах, вызывали в Следственный комитет в Витебске. Поэтому мы решили, что безопаснее уехать. Я нигде не участвовала, но было понятно: если задерживают его, то доберутся и до меня. Получили польские визы и поехали в Гданьск. С собой взяли нашу собаку Аду (она ротвейлер).
На новом месте мы сразу начали помогать Украине. Я волонтерила, собирала пожертвования для военных. О том, что муж решил поехать на войну, узнала не сразу. Видела, что он стал куда-то уезжать, чем-то заниматься. Догадывалась, что помогает Украине, но не знала, что он уже договаривается о том, чтобы стать добровольцем полка Калиновского. И просто за несколько дней до отъезда супруг мне рассказал все.
«Никогда не жаловался, старался меня оберегать»
— С одной стороны, было страшно отпускать его. Понимала — идет война, и в любой момент мужа может не стать. Но также знала, что он неглупый, взрослый, самостоятельный человек, знает, что делает. Сказать ему: «Нет, не езжай, я без тебя умру», кинуться ему в ноги, плакать, уговаривать — не могла так поступить. Да и было бессмысленно. Он такой человек, что если захотел, то свое сделает. В общем, в начале 2023 года он поехал воевать.
Я еще полгода оставалась в Польше, жила по гуманитарной визе (ее выдали на год). Устроилась помощницей в больницу, но проработала там относительно недолго. Потом сменила еще несколько работ. А когда муж освоился в Украине, подготовил все для оформления моих документов, мы вместе с Адой поехали к нему.
Первые несколько месяцев ушли на адаптацию, потому что для меня все оказалось новое: тревоги, прилеты. Это очень давит психологически. Было сложно всю жизнь провести в мире, не знать, что такое война, а потом приехать в страну, где она идет. Но я быстро влилась, стала помогать ребятам. Старалась наладить жизнь именно в этой стране, чтобы и самой освоиться, и помогать супругу и его побратимам.
Пока я жила в Польше, мы переписывались практически каждый день. Он мог пропасть на несколько дней только во время выездов. Но даже после моего переезда виделись очень редко. Дай Бог пару раз в месяц. Правда, позже стало полегче, даже начали жить вместе, как семья.
Конечно, когда муж уезжал, я за него переживала. Но повторюсь, была уверена, что человек неглупый, все будет хорошо. Наши ребята вообще самые лучшие, самые сильные. И у меня всегда оставалась уверенность, что все вернутся живыми и здоровыми. К тому же он никогда не жаловался. Тяжело ему, плохо — не говорил. Старался меня оберегать, понимал, что я приехала в страну, где идет война. Говорил: «Тебе лучше не знать, что там происходит. Живи, работай, занимайся своим делом, гуляй с собакой, рисуй, читай книги». Так и делала, стараясь помогать ребятам, чем могла.
«Приехал человек и сообщил, что муж пропал без вести»
— В январе нынешнего года он, как обычно, выехал на боевые. Заметила, что муж долго не выходил на связь. В предыдущие выезды все равно писал, что у него все хорошо — а тут тишина. Спустя несколько дней без информации начала нервничать, писать его товарищам: «Что там, как они?» Сначала мне говорили, что все хорошо. А потом позвонили рано утром, сказали: «Нужно поговорить». Ко мне приехал человек и сообщил, что муж пропал без вести, и скорее всего погиб.
Понятное дело, была в шоке. Пелена перед глазами, я не могла адекватно формулировать предложения. С одной стороны, понимала, он человек военный, и может наступить такой момент, что его не станет. Но была уверена, что все будет хорошо. Это мой единственный близкий, родной человек. Не хотелось думать о том, что его могу потерять.
Несколько месяцев после этого у меня сохранялось очень тяжелое состояние, бессонница. Если удавалось заснуть, видела сны с мужем — из-за них моментально просыпалась. Плюс ко всему еще бывали прилеты, тоже спать не можешь. Это все влияет на психику.
Тогда очень помогали побратимы мужа, друзья. Вытаскивали из дома, потому что я не могла никуда выходить, очень плохо питалась. У меня постоянно были слезы, просто без причины. Могла сидеть, разговаривать, о чем-то даже шутить — и просто расплакаться посреди фразы. Во многом еще помогла Ада, благодаря ей у меня осталось ради кого жить.
Мне кажется, я до сих пор не могу принять тот факт, что его не стало. Привыкла, что муж не рядом, но я знаю, что где-то там он есть, привыкла держать связь на расстоянии. И понятно, что человека, скорее всего, больше нет, но просто не хочу в это верить. Буду пробовать найти его среди пленных. Но если честно, непонятно, насколько сильно и долго затянется этот процесс.
— Стараюсь жить дальше, держаться. Я знаю, как это делать, — за свою жизнь похоронила отца и мать. Через месяца два после этой новости потихонечку стала выбираться из того состояния. Да, так случилось, но надо жить дальше, разбираться с легализацией — никто, кроме меня, этого сделает. Когда становится тревожно и сердце быстро бьется, могу выпить таблеточку успокоительного, делаю дыхательные гимнастики. Занимаюсь йогой, общаюсь с друзьями, мы гуляем. Когда погода позволяет, стараюсь не сидеть дома.
Не думать о нем просто не могу. У меня лежат его вещи, игрушки, сувениры, которые он мне дарил. Висят шевроны на стене, флаг. В телефоне — фотографии. В квартире полностью все — воспоминания о совместной жизни. Поэтому муж всегда со мной.
Планов пока совершенно никаких. Единственное, хочу попытаться остаться здесь, получить легальный статус, чтобы дальше помогать побратимам мужа. Как раз перед тем, как супруг поехал на эту задачу, мы собирались подаваться на гражданство — теперь буду пытаться решить это сама. Но пока не могу официально работать, это добавляет трудностей.
В остальном живу сегодняшним днем и решаю проблемы по мере их поступления. Не загадывать наперед научилась от мужа. Потому что когда ты живешь в стране, где идет война, особенно с военным человеком — это нестабильность. Вы планируете одно, а получается совершенно другое. Здесь живешь каждый день с мыслью — дай Бог проснуться наутро.
Планирую только что-то такое нейтральное. Сейчас, например, поговорю с вами, а потом попью чая сладкого — и станет легче. Поиграюсь с собакой. На улице погода хорошая — прогуляюсь, заодно куплю ей корм. В общем, надо жить дальше. И я знаю, что справлюсь.
