На днях Андрей Стрижак, временно отстраненный от руководства BYSOL, признался в рассылке дикпиков и рассказал о своих зависимостях — алкогольной, пищевой и сексуальной. В разговоре с «Нашай Нівай» он искренне рассказывает, как переживал развод, искал новые отношения, с кем переписывался и что думает делать дальше. О переписках он говорит: «Их были десятки, я был суперактивным».
«Я не убийца, я не тот человек, кто украл миллионы или изнасиловал кого-то»
«Наша Ніва»: Как вы?
Андрей Стрижак: Как человек, который что-то сделал и понимает, что сделал что-то плохое, и живет с этим чувством все время. Есть определенное облегчение только от того, что идет разбирательство, и единственное, чего я хочу — это чтобы комиссия разобралась во всей этой ситуации и эта история для меня закончилась.
У меня есть понимание, что каждое наказание должно быть соизмеримо поступку. Я не убийца, я не тот человек, кто украл миллионы или изнасиловал кого-то. И для меня очень важно, чтобы в отношении меня сработала справедливость.
Есть Уголовный кодекс, где прописаны наказания за разные действия, в которых меня обвиняют. Но то, что происходит сейчас — на мой взгляд, это несоизмеримое наказание и уничтожение меня как личности и как профессионала. Никто не снимает с меня мою вину, я прошу прощения и продолжаю просить прощения перед людьми и лично, и публично. Буду это делать и во время работы комиссии, я могу не помнить всех кейсов.
То, что происходит в сети, особенно первые два дня — это перечеркивание всей моей прошлой жизни. Не уверен, что это правильно.
«Многие спрашивали — как он это вывозит? Вот так и вывозит»
«НН»: Давайте найдем в прошлом время, когда для вас началась эта история.
АС: Последний для меня спокойный, довоенный год — это 2013-й. И раньше было непросто, но это последний более-менее спокойный год.
Потом начался Майдан, где я действовал как волонтер горячей линии. Звонили разные люди, я зачитывал людям сообщения, что их близкие погибли. С того времени нагрузка на психику начала увеличиваться.
Дальше я работал с фронтом. В 2015-м впервые попал на Донбасс и ездил туда до 2020-го, был в миссиях по 7−10 дней каждые 2 месяца. Такая работа сильно на тебя влияет — это смерть, работа с большим количеством беды и горя, и психика пытается компенсировать это.
Где-то с того времени и начались проблемы: сначала с алкоголем, потом с сексуальной, пищевой зависимостями. Следующей ступенькой был 2017-й — протесты «дармоедов», мой арест, голодовка.
В 2020-м у меня уже было понимание, что мне нужно уходить из сектора, думал, что ByCovid будет моим последним проектом. Не вывозил, понимал, что нужно что-то менять в жизни. Но потом начались протесты, и у меня не было морального права со всем моим бэкграундом и накопленными знаниями уходить от этого всего.
«НН»: Расскажите подробнее, как начинались ваши зависимости.
АС: Увеличивалось количество алкоголя в жизни, это происходит очень постепенно. Это легкий способ быстрого переключения внимания, потому что я все время работаю головой, она у меня перегружена, и психика просто ищет какого-то выхода от этого вызова.
Плюс были события Майдана и большие проблемы в моей личной жизни. Был растерян и не понимал, что дальше делать с собственной жизнью — ситуация, похожая на ту, в которой я оказался в 2023-м.
Я из Речицы, из фабрично-заводского района, и всему всегда учился сам. Попал в ситуацию, когда развиваются зависимости, и одновременно ситуацию определенного эксперимента.
В таком случае ты можешь делать вещи, которые кажутся тебе абсолютно нормальными — первый пишешь человеку с какими-то комплиментами. Видишь, что человек тебе что-то отвечает, и не воспринимаешь это как какое-то вторжение в личное пространство. Я и сейчас не понимаю до конца, в чем травмирующий фактор в такой ситуации. Но понимаю, что бывают разные ситуации, и никак не оправдываю себя.
«НН»: Когда был пик ваших зависимостей?
АС: В основном он начался где-то с 2020-го. Это связано и с обстоятельствами брака, и с огромным стрессом. Вся эта огромная работа и помощь, оказанная в первые годы нашего протестного движения, проходила в очень сложный для меня период. Это приводило к сверхнапряжениям психики и тела, требовало быстрой компенсации.
Многие спрашивали — как он это вывозит? Вот так и вывозит, и все имеет свою цену.
Сейчас я осознаю, что с 2020-го по 2025-й имел большое влияние на многие процессы — не только в общественном плане, но и в личном, потому что я как личность и как функция — это один человек. Поэтому я допускаю, что кто-то мог воспринимать меня с позиции силы — мол, я могу мгновенно что-то решить, и из-за этого люди могли бояться со мной остановить коммуникацию или сказать мне что-то не такое.
Другая проблема в том, что круг людей в [беларусской] эмиграции довольно ограничен, многие из них так или иначе получили помощь [от BYSOL]. Фактически любые отношения в таких условиях — это конфликт интересов. Но тогда вопрос, как жизнь строить, и у меня нет ответа на этот вопрос.
«НН»: Как выглядела та коммуникация в вашем случае?
АС: Это были попытки установления контакта с большим количеством людей, поэтому я готов рассматривать много кейсов. В основном это были просто переписки, которые не содержали ничего из того, что мне ставят в вину.
Думаю, где-то в 2023-м как раз и были те эпизоды с нежелательным контентом, но это не была массовая история. То, что можно квалифицировать как дикпик, — это единичные случаи. Однако по причинам, не зависящим от меня, тот снимок стал доступен гораздо большему числу людей.
Не исключаю, что кто-то может сейчас использовать возможность меня утопить, потому что это удобная возможность добить. Ей обязательно кто-то воспользуется — не только со стороны пропаганды, а, думаю, и внутри сектора.
«НН»: О чем конкретно речь?
АС: Моя публичная позиция очень яркая и иногда расходится с позицией других людей. Понятно, что сейчас я буду молчать и не высказываться на общественно-политические темы, и это молчание будет долгим. Может, кому-то от этого будет проще.
Не говорю, что это заказ. Я сделал то, что сделал, и готов за это нести ответственность, но давайте будем цивилизованными людьми. Сейчас, на мой взгляд, происходит линчевание. Фактически есть только статья с обвинениями и стремление организации, отстранившей меня от руководящей должности, разобраться в происходящем. Есть и мое признание в том, что я допускал нежелательные действия. Но на этом этапе мне уже отведена роль главного монстра.
«В глазах людей это сейчас так формируется, будто какой-то маньяк-эксгибиционист делает массовые рассылки»
«НН»: Женщины, оказавшиеся в ситуации той близкой коммуникации с вами — кто они?
АС: Это были разные женщины. Если мы говорим о периоде в Литве, это были женщины в основном из беларусского круга. И тут как раз возникает проблема, которую я не осознавал — что они могут так или иначе считать себя зависимыми от меня. Если ты находишься в Беларуси, у тебя все-таки есть возможность более широкого круга, а тут ее нет.
«НН»: То есть такие паттерны поведения — с вниманием к женщинам, которое они могли посчитать нежелательным — были у вас еще в Беларуси?
АС: Да.
«НН»: Женщины, которых касается нынешний скандал, были связаны с BYSOL?
АС: Мне сложно об этом говорить, потому что организация многим помогла, и я далеко не обо всех знаю, потому что я не один работаю в организации.
Но точно могу сказать, что никогда не было так — мол, ты будешь со мной, и тогда тебе будет помощь. Вот это я решительно опровергаю. Это не было использованием служебного положения, принуждением к чему-то.
«НН»: То есть это могли быть женщины, в прошлом связанные с BYSOL?
АС: Да, в прошлом, или те, кто раньше получил какую-то косвенную помощь.
«НН»: Были ли среди них бывшие политзаключенные?
АС: Да, были.
«НН»: А сотрудницы «Байсола»?
АС: Нет.
«НН»: Вы писали на Facebook, что развод в 2023-м сильно повлиял на ваше эмоциональное состояние. Сколько времени вы были в этом браке?
АС: Брак начался в октябре 2015 года. То есть это был брак длиной в восемь лет, в котором у меня есть ребенок. Период с октября 2015-го по май 2020-го был попыткой жить классической моногамной жизнью.
«НН»: Что происходило в этом браке в последние годы перед разводом?
АС: Последние два года были сложными, потому что я уже был в состоянии очень активной зависимости. Ясно, что это никак не укрепляло отношения.
«НН»: Это и привело вас к разводу?
АС: Это стало причиной.
«НН»: Как бы вы описали Андрея Стрижака по состоянию на 2023 год, после развода?
АС: Это был человек в сложном психологическом состоянии, человек с зависимостями, лишним весом, проблемами со здоровьем. В конце октября 2023-го я сломал руку и после этого понял, что если буду так жить дальше, у меня будут большие проблемы.
Я начал заниматься своим физическим состоянием, но не психическим. Всегда считал, что я выгребу. Будто нащупал себе какие-то ресурсные точки, откуда можно получать энергию, и делал это. Потом понял, что они могут быть токсичными.
Тогда, в мае-июне 2023-го, и была отправка того нежелательного контента. Дальше были переписки, какие-то снимки разной степени личного характера. Часть снимков, которые я посылал, можно спокойно опубликовать в инстаграме.
«НН»: О чем это было для вас — о поиске отношений или о физической близости?
АС: Фишка этого способа удовлетворить дофаминовые потребности в том, что ты хочешь какой-то быстрый результат, позитивную реакцию человека. Большую часть своей профессиональной жизни, особенно с 2020-го, я живу в ситуации токсичной среды, количество хейта от пропагандистов и недовольных людей зашкаливает. Тебе приходят и благодарности от людей, но в этом все-таки маловато личного.
Для меня работа была прежде всего, а мои личные паттерны были непроработанными. Я не очень умею строить личные отношения с людьми, все сваливается либо в работу, либо в такие быстрые сценарии. Поэтому для меня было важно получать быстрый контакт и ответ на него.
«НН»: Поэтому вы и отправляли те фото?
АС: Поэтому я вступал в переписку.
«НН»: А как бы вы объяснили отправку снимков?
АС: Я не выделяю их как что-то отдельное. В глазах людей это сейчас формируется так, будто какой-то маньяк-эксгибиционист делает массовые рассылки. Это неправда. Правда в том, что я переписывался с большим количеством людей и имел разную степень установления контакта, и во всем этом был контент — в том числе и взаимный.
Это не было так, что ты сделал 10 попыток — и тебе 10 раз сказали «нет». Были люди, которым хотелось дальше со мной коммуницировать, некоторым — нет, некоторые ничего не говорили. Некоторые продолжали — как мы сейчас выяснили, возможно, и потому, что боялись.
Последние дни я просто сижу и вспоминаю всех, с кем переписывался, и всем пишу извинения. Получаю разные ответы. Кто-то говорит «все нормально», а кто-то — нет, и тогда я пересматриваю всю переписку — может, это я чего-то не понимаю?
«Не исключаю, что может появиться больше таких историй, как моя»
«НН»: Как вообще человек с вашим уровнем известности в демсилах может находить новые отношения?
АС: Это открытый вопрос. Есть очень сильные ограничения и по времени, и по пунктам, где это возможно. Учитывая, насколько это важная сфера жизни для человека, это уязвимая сфера для всех, кто в нашем секторе находится на каких-то позициях.
Ты находишься в ситуации, где можешь думать, что все ок, а оказывается, что тебя боятся. И в эту точку можно бить недоброжелателям, агентам, кому угодно.
Как люди решают эти вопросы, я не знаю. Но не исключаю, что может появиться больше таких историй, как моя.
«НН»: Вы всегда рассматривали такие переписки только как флирт?
АС: Да, за исключением нескольких случаев, когда я действительно понимал, что сделал какую-то ерунду. Потом нашел в себе силы написать тем людям, по отношению к которым это сделал, и попросить прощения.
«НН»: Эти извинения вы приносили до нынешнего скандала?
АС: Да, намного раньше.
«НН»: А почему эти случаи вообще имели место?
АС: Тогда у меня был тот сложный период. Думаю, не понимал правильно, что человек хочет сказать. Возможно, это было сделано в состоянии алкогольного опьянения, когда ты можешь разные вещи воспринимать неадекватно.
Позже я понял, что нужно обязательно спрашивать о согласии, и в большинстве случаев я спрашивал. Но когда ты коммуницируешь с человеком вживую, ты же не спрашиваешь у него — можно с тобой пофлиртовать? Ты делаешь какие-то знаки внимания. Так и в сети — увидел красивую фотку в инсте и написал человеку. Я не знаю, где тут спрашивать — мол, можно тебе написать, что ты красивая?
Были ситуации, где напрямую проговаривалось согласие, но потом оказывалось, что это не согласие. Человек говорит — да, я хочу конкретно этого, а потом узнаешь, что человек воспринимал это как давление.
Сейчас у меня 4−5 контактов психотерапевтов, я консультируюсь с людьми, которые мне написали, что у них были такие же проблемы. Я пойду в терапию и думаю, что она многое мне объяснит.
«НН»: Какое количество переписок, которые вы сейчас пересматриваете?
АС: Их десятки, я был суперактивным.
«НН»: Могло ли быть так, что в некоторых случаях спорные кейсы выходили за рамки переписки?
АС: По моему личному пониманию, все то, что в моей жизни выходило за рамки переписки, происходило по полному согласию. Это уже действия, которые требуют большей включенности, это процесс, который предполагает какие-то долгие переписки. На мой взгляд, сложно допустить, что это происходило не по желанию.
Те истории, которые закончились сексуальными отношениями, точно не были насилием с моей стороны. Я не применял никаких насильственных действий, не применял принуждения, шантажа, не использовал для этих целей служебное положение.
«Я либо выйду из этой ситуации более сильным и опытным, либо не выйду»
«НН»: Как вы сейчас видите свое будущее?
АС: Время покажет путь, у меня нет долгосрочных планов. Надо сделать первые шаги, о которых я говорил, посмотреть, насколько они успешны, потом пройти комиссию и посмотреть на ее результаты. Дальше что-то будет, а может и нет.
Для меня это пункт переосмысления того, что ты делал и делаешь, и что тебе делать дальше. Я понимаю свою ценность, свой личный репутационный и социальный капитал, понимаю, что могу еще много чего сделать для Беларуси. Но если я увижу, что общество это не воспринимает, у меня не будет каких-то шансов из этого выйти.
У меня есть ключ от 20-го этажа нашего бывшего офиса. В первые два дня [скандала] мысль насчет этого у меня тоже проскакивала. Но я человек, который видел в жизни очень много чего, и я не буду смотреть в ту сторону. Будем что-то делать.
Я благодарен этой ситуации, что она расставила все точки над и, хотя это и травматично и для меня, и для людей, которые в это все попали. Ничто не делается зря, все имеет свой результат. Никто из тех, кто получил травму от моих действий, не подписывался на этот результат.
Я либо выйду из этой ситуации более сильным и опытным, либо не выйду. Надеюсь, что люди, которых я обидел, почувствуют в ближайшее время, что справедливость для них свершилась. Я хочу справедливости и для них, и для себя, и буду двигаться к ней.