Огромное количество беларусов и беларусок, покинувших страну после выборов и протестов 2020 года, все еще не могут вернуться домой. Увидеть родные места у них получается лишь на фото, видео и во снах. Именно о них «Зеркало» и попросило рассказать. Когда мы задумывали текст, то предполагали, что позитивных историй будет куда больше. Но ошиблись — нашим собеседникам и собеседницам чаще снятся очень изобретательные кошмары о Беларуси. И это еще один маркер того, насколько травмировано общество за эти пять лет. Посмотрите, каким подсознание людей сейчас видит родную страну.
Алина Харисова, политолог, аналитик Офиса Светланы Тихановской
— Обычно мне снились сны, связанные с тем, как меня где-то задерживают или как я пытаюсь от чего-то убежать. Началось это года два назад, тогда же был и пик таких снов. В последнее время их уже нет. Но я помню несколько из них.
Первый: паника в автобусе. В одном из снов я оказываюсь в Беларуси. Попала туда каким-то почти случайным образом. Головой понимаю, что, скорее всего, меня оттуда уже не выпустят. Что на паспортном контроле при выезде из страны поймут: меня лучше задержать.
Сюжет развивается так: я сажусь в автобус, и там начинаю паниковать. Затем стою в очереди, силовики смотрят мои документы. Начинается шумиха, меня пытаются куда-то увести. В момент наивысшего эмоционального накала я проснулась.
Второй сон: телепередача и погоня. Я с дочкой своей знакомой — в Беларуси. Мы в здании, похожем на общежитие: внизу было фойе, где сидела консьержка.
Отчетливо помню, что по сюжету сна я все эти дни пыталась скрываться. И вот спускаюсь по лестнице и вижу: консьержка смотрит телепередачу, в которой рассказывают, что я в розыске. Она видит меня и звонит в милицию. Я выбегаю на улицу и начинаю бежать, прикрывшись капюшоном. Я придумала себе цель: нужно найти супермаркет, чтобы быстро купить маску на лицо и меня никто не узнал. Бегу по улице, вижу супермаркет и думаю: «Вот мое спасение!» Но в этот момент сзади подъезжает милиция — мигалки, сирены… Меня начинают скручивать. В этот момент я тоже просыпаюсь.
И еще забавный факт. С завидной периодичностью мне пишут некоторые родственники и рассказывают о снах, что я в Беларуси, а они помогали мне бежать лесами. Снится, как за мной велась погоня, а они пытались решить эту проблему.
Игорь (имя изменено), юрист
— Чаще всего вижу свою съемную квартиру в Минске, на Пушкинской, где я когда-то жил.
Во сне мои друзья приходят туда, садятся на лавочку в нашем дворике и делают мне видеозвонок. Они берут просекко или что-то еще, и мы разговариваем. Показывают мой балкон на пятом этаже. Там уже не понятно, кто живет — то ли другие люди, то ли вообще никого. Но они сидят в этом дворике, как раньше, и транслируют мне эту картинку.
Этот сон бывает довольно часто. Я потом иногда перезваниваю друзьям и спрашиваю: «Вы действительно приходили или это просто сон?» Такое и на самом деле случается, что они там бывают. Но чаще это все-таки снится. Я не понимаю, почему именно это место. Это ведь не моя квартира, не мой дом, даже не мой город. Но я прожил там четыре года до 2020-го.
Эта квартирка мне очень запомнилась. И я думаю до сих пор, что если приеду в Минск, то первым делом поеду именно туда. Схожу к этому балкону. Больше, наверное, никуда и не надо. Мне в этом городе уже ничего не интересно. А вот туда, на Пушкинскую, тянет.
Маргарыта Ворыхава, прадстаўніца па моладзевай палітыцы Аб’яднага пераходнага кабінета
— Сон пачаўся з таго, што я ішла праз луг. Паветра стаяла нерухомае, густое ад паху палявых кветак і прагрэтай на сонцы травы. Усё вакол варушылася — гулі насякомыя, кветкі паварочваліся да святла, высокія сцябліны лёгка калыхаліся. Але мне не хацелася спяшацца. Кожны крок убіраўся ў зямлю, як у нешта роднае. Было ціха, але не маўкліва. Здавалася, што дыхае ўвесь свет.
Я ішла праз гэты белы луг і раптам пабегла. Не ад нечага, але да ўзгорка, ракі, халоднай жывой вады. Не думала — бегла і адчувала, як вецер раскрываецца ўсярэдзіне.
Кінулася ў раку не спыняючыся. Вада была халоднай, чыстай, нібыта пазнавала мяне. Я плавала на спіне, глядзела ўверх, на дрэвы, што стаялі на схіле, і бачыла, як сонца прабіваецца паміж галінак. Паветра было такое насычанае, цёплае, амаль густое ад зеляніны. Я адчувала, як яно слізгае па скуры, пранікае ўсярэдзіну. Здавалася, што само месца дыхае мною.
Потым я апынулася ў хаце прабабулі. Белыя сцены, водар сухога дрэва, старых кніг і пылу, прагрэтага сонцам. На стале — букет лугавых кветак, трошкі ўжо паніклых. Фіранкі (тыя самыя, савецкія, з карункамі) танцавалі ў паветры, адкідваючы мяккія цені на падлогу. Святло было залатое — не яркае, а цёплае, жывое. Я доўга стаяла, нічога не рабіла. Проста была. І ў нейкі момант перастала адчуваць сябе чалавекам з думкамі і формай. Стала часткай ветра, тканіны, лісця. Сонца не свяціла на мяне — яно праходзіла праз. Я адчувала, як пахне жыццё. Як яно дакранаецца да цябе. Не было мяжы паміж скурай і небам, паміж памяццю і прысутнасцю.
Ольга Кардаш, дизайнерка
— Честно говоря, сны о Беларуси снятся все реже. Раньше это были тяжелые, тревожные сюжеты: я убегала от ОМОНа, пряталась, просыпалась с криками. Иногда все это миксовалась с реальностью — я ходила во время такого сна и как-то раз врезалась в стену, было больно.
Сейчас все иначе. Если и снятся сны, то это, скорее, воспоминания — места моего детства, дом бабушки, наша деревня. Они приходят не как сюжет, а ощущение.
Думаю, так работает время. Оно лечит. Первые годы были сны про травму. Теперь — о корнях.
Иван Кравцов, член команды Виктора Бабарико, секретарь Координационного совета
— Последние года два снов о Беларуси мне снится гораздо меньше. А в первое время это случалось часто. Можно выделить два основных сюжета.
Первый — побег от ОМОНа. В этом сне я нахожусь в Минске: хожу по городу, посещаю своих знакомых, коллег с бывшей работы, прихожу к семье — к маме в квартиру, к родственникам. Я провожу в гостях целый день, и вдруг в какой-то момент кто-то сообщает: сейчас приедет ОМОН и будет обыск. Начинаю судорожно искать способ незаметно выйти из квартиры. Пытаюсь спуститься по лестничной клетке, проскочить через лифт или даже выбраться через балкон, связывая простыни. Иногда просто переодеваюсь в чужую одежду и пытаюсь уйти.
Надо сказать, что обычно побег заканчивается успешно. Как только я сбегаю из квартиры или дома, я просыпаюсь. Но перед этим в голове успевает пронестись мысль: «Так, мне нужно возвращаться обратно, за границу». И именно в этот момент наступает пробуждение, потому что понимаю, что на самом деле не помню, как вообще попал в Минск. Ответ на вопрос «как возвращаться?» обычно звучит: «Так же, как сюда и попал». Но такого ответа в тот момент в голове нет. Происходит рекурсия внутри сна — и я просыпаюсь.
Сюжет второй: пересечение границы. Он больше похож на партизанские истории. Это сны о том, как я уезжаю из Беларуси. Видимо, они навеяны компьютерными играми вроде Commandos (серия игр, действие которых происходит во времена Второй мировой войны. — Прим. ред.) про операции в тылу врага или фильмами про шпионов.
Действие обычно происходит в обстановке, напоминающей Вторую мировую. Я либо еду на поезде под прикрытием, с поддельными документами, либо события разворачиваются зимой. И я, прячась за машинами, оббегаю патрули. Пересекаю границу, которая напоминает рубеж между Западным и Восточным Берлином во времена, когда еще не было стены. Пропускной пункт находится где-то в городе, и я ищу способ его преодолеть: открываю чью-то машину и на полной скорости пробиваю шлагбаум, пробираюсь по какой-то траншее, притворяюсь местным жителем, надев телогрейку и взяв в руки ведро, и иду по своим делам.
В последний год-два сны с такими сюжетами почти прекратились. Возможно, это связано с тем, что в реальности мне чудом удалось избежать тюрьмы, и поэтому никогда не снится, что меня задерживают. Очень редко бывают сны об эпизодах из прошлой жизни: о работе на Минском часовом заводе, о стройках и архитектурных проектах в Беларуси. В них я хожу по стройплощадке, что-то инспектирую или участвую в совещании, где мы придумываем новые модели часов. Но такое бывает действительно редко.
Лявон Вольскі, музыка
— Нічога арыгінальнага мне не снілася, усё як ва ўсіх. Стаю пасярод Менска, у цэнтры горада, і панічна думаю: як я тут апынуўся і як уцякаць — праз якую мяжу, якімі лясамі-балотамі?
Іншы сон — я ў вёсцы, і праз поле да маёй хаты ідзе ланцуг акупантаў, як у савецкіх фільмах пра вайну. Бывае яшчэ такі сюжэт: усё ўжо скончылася, усе вярнуліся ў Беларусь, і трэба граць у Менску вялікі канцэрт. Ідзе саўндчэк (рэпетыцыя перад канцэртам. — Заўв. рэд.), а я не магу знайсці гітару ды прымочкі і забываю словы песні.
Елена (имя изменено), продавец
— Мне часто снится один и тот же сон. Я не приезжаю в Минск — просто как-то там оказываюсь. И сразу охватывает четкое, леденящее чувство: мне здесь быть нельзя, это опасно.
Паника нарастает, и я начинаю судорожно искать способ сбежать, вырваться из этого города. И тогда происходит самое странное. Я разгоняюсь изо всех сил, просто бегу и в какой-то момент чувствую, как отрываюсь от земли. И все — я лечу.
Куда улетаю, я никогда не знаю, потому что в этот момент всегда просыпаюсь. Во сне я не вижу сам Минск — ни улиц, ни зданий, никаких знакомых мест. Я просто нахожусь где-то высоко и знаю, что это именно он. У меня нет никаких ориентиров, но есть это знание, пронизывающее весь сон: я в Минске, и мне нужно отсюда убраться.
Эти сны снятся мне почти каждую ночь, начиная с 2021 года. До этого были другие. Очень долго снились протесты: марши, изолятор на Окрестина… Но это не было что-то позитивное. Это был сон, в котором я все время убегала. Так продолжалось, наверное, пока не началась война в Украине. А потом сны изменились.
Было время, когда они вообще пропали, может, на полгода. А теперь вернулись, только я в них не бегу по земле, а улетаю. Просто взлетаю и лечу прочь.
Кацярына Ваданосава, музыка, культуролаг
— Сны мне сняцца заўжды — яскравыя і цяжкія. Не памятаю, калі апошні раз я бачыла штосьці нармальнае: не пра смерць, расчлянёнку ці вайну. Але нядаўна снілася нібыта зусім спакойнае, без гвалту і забойстваў. Але з падвохам, як высветлілася.
Быццам я жыву ў Беларусі, у мяне яшчэ ёсць дом, у якім я жыла 35 гадоў да самай эміграцыі. Я магу гладзіць свае сцены, глядзець з акна на вялікую ліпу і гняздо сарокі на ёй, слухаць плыты на калонках S90 яшчэ майго таты, гатаваць на кухні, якую зрабіў сваімі рукамі муж, аздабляць і ўпрыгожваць і без таго свой найпрыгажэйшы, найлепшы на свеце дом з антыкварнай мэбляй і рамонтам, зробленым намі і для нас, нібыта дом усё яшчэ наш…
А потым я магу выйсці, прайсці па родным Зялёным Лузе, уздоўж канала і міма вадаспаду, па Карбышава, Цікоцкага, Сядых і Каліноўскага, сесці на маршрутку 1064, даехаць да метро, а там — выйсці на «Парку Чалюскінцаў» і пайсці ў Батанічны сад… І гуляць там колькі заўгодна. А яшчэ я магу на ровары паехаць на Цнянку. Ці на Вячу. Ці на лецішча пад Астрашыцкі Гарадок.
Я аднаго не магу — гаварыць. Ну, і спяваць таксама. Я — нямая. Я не магу выказвацца, не магу праўдзіва сведчыць, не магу вербалізаваць тое, што на душы.
І гэта быў вонкава самы мірны, але настолькі насамрэч страшны сон, што, спаўшы дзве гадзіны, я прачнулася да будзільніка са сціснутым сэрцам.
Не дай божа мець дом, але не мець языка і магчымасці назваць зло — злом, дыктатуру — дыктатурай, гвалт — гвалтам.
Але сон звярнуў увагу на той факт, што нават цяпер я часта падвяргаю тое, што пішу і гавару, самацэнзуры. Бо пасля таго, як шантажавалі здароўем і свабодай блізкіх, страх не знік без следу. Але нават ва ўмовах адноснай самацэнзуры, патройнай эміграцыі, страты Радзімы і Дома, агрэсіўнай і страшнай хваробы (Кацярына перажыла рак малочнай залозы. — Заўв. рэд.), разрыву сувязяў і невымоўнай настальгіі і тугі я б ніколі не памяняла маё цяперашняе жыццё на магчымасць быць дома, але ва ўмовах немачы.
Несмотря на то, что с протестов-2020 прошло уже пять лет, редакция «Зеркала» все еще верит, что изменения к лучшем в нашей стране возможны — и работает именно ради этого. Пожалуйста, помогите нам приблизить наступление перемен в Беларуси. Самый лучший способ — продолжать нас читать и делиться нашей информацией с другими, если это безопасно для вас и для них. Если у вас есть такая возможность, вы также можете помочь нам донатом. Мы будем рады любой поддержке и любой сумме — как разовому платежу, так и подписке.
Пожалуйста, не используйте карты беларусских и российских банков, даже если вы за рубежом.
Спасибо!
