Брестчанина Дмитрия Абрамука отправили на «химию» под Витебск — а он встретил там любовь. Политзаключенный полюбил начальницу спецотдела исправительного учреждения и рассказал «Еврорадио» свою историю.
— Теперь это моя невеста. Мы обсуждали с ней, еще находясь в Беларуси: как только окажемся в безопасности, будем рассказывать о нас. Во-первых, потому что эта история может открыть глаза на сотрудников системы — не все они уроды. Во-вторых, чтобы поделиться своим счастьем, которое пришло, когда я был в очень патовой ситуации.
Любовь стоит той цены, которую заплатил каждый из нас. Я заплатил свободой, она — своей работой.
За время интервью Дмитрий произнес слово «любовь» пятнадцать раз.
Июнь. Она попросила: «Абрамук, вы только не убегайте»
На «химии» Дмитрия пугали «одной сотрудницей» — самой строгой и «правильной» из всех. Когда самого Диму перевели в ИУОТ №9 под Витебск, девушка была в отпуске. Он успел выстроить у себя в голове образ «ярой лукашистки».
— Все пугали ею: вот-вот выйдет из отпуска, сам увидишь. И я дождался.
Красивая, улыбчивая, очень серьезная девушка. Она строгая — но справедливая и профессионал в своей работе.
Она шла в эту сферу, чтобы помогать людям. Но оказалось, что слишком многим все равно, что происходит с заключенными, к ним относятся как к скоту.
Она была начальницей спецотдела. Училась в академии МВД, ей прочили повышение.
Но все пошло не так. Случилась наша любовь — и беспредел вокруг нас.
Дмитрия судили дважды. Сперва — по «хороводному делу» в Бресте. Второй суд был за оскорбление Лукашенко.
— На суд меня под конвоем возили в Брест. Когда меня увозили, она попросила: «Абрамук, вы только не убегайте. Вы нужны здесь, вы хороший человек». И я вернулся на «химию» ради нее.
Я сделал выбор и не пожалел. Она была в шоке. У меня действительно была возможность убежать. Уже позже, когда мы начали доверять друг другу, любить друг друга, я сказал: именно те твои слова заставили меня остаться, не убегать от конвоя через леса в Украину.
Но тогда еще у нас не было отношений — только заигрывания. Это был июнь.
Август. «И попросил: если я не безразличен, заплетите хвостик? И она заплела хвостик»
А в августе они в очередной раз встретились на курилке. Они всегда выходили покурить в одно и то же время, и однажды Дмитрий попросил:
— Заплетите, пожалуйста, хвостик, если я вам дорог, если вы тоже готовы сделать этот шаг. И она заплела хвостик. Мы обменялись контактами и с тех пор были на связи. И любовь, любовь.
У Дмитрия был специальный угол, куда он забирался, чтобы поговорить или написать ей.
Работать на «химии» Дмитрию не разрешали. Он говорит, что был, наверное, единственным заключенным в Беларуси, которому не разрешали работать.
— Начальник ИУОТ боялся, что я убегу. Да и я всегда понимал: если почувствую для себя угрозу, я могу убежать. Поэтому вел себя смело. Когда нас называли «тряпочниками бэчебэшными», я отвечал очень резко. Наверное, в том числе этим я ей и понравился.
А потом начальник Эдуард Мачеча попытался наладить со мной контакт. Сказал: «Абрамук, делай что хочешь, тебя никто не тронет, только не лезь, не заступайся за политзаключенных, давай дружить». То есть он предложил мне просто не мешать творить чернуху. Я на какое-то время согласился.
И какое-то время жил спокойно — и в большой комнате. А когда появилась она, когда мы полюбили друг друга, когда начали разговаривать, я решил, что должен пожертвовать этой свободой. Дать понять: никому эти договоренности с начальством не нужны, никто их не боится.
И я перестал молчать
На «химии» все заметили, что Дмитрий начал вести себя иначе. И дело не в том, что он позволял себе резкие ответы, — он стал счастливым.
— И она изменилась: начала улыбаться. Раньше она ходила, загруженная работой. Не понимала, почему начальник «химии» ненавидит «бэчебэшников», почему именно им ставит палки в колеса. Эта ситуация очень ее злила. Она хотела работать правильно, по закону.
Все замечали наше «здравствуйте», замечали, как она иногда касалась меня. Она — начальница спецотдела, я — «бэчебэшник».
Мы поломали витебский ДИН. Все знали про нас, но никто ничего не мог сделать, никто не мог доказать, что мы в отношениях. Потому что мы пообещали, что не выдадим друг друга, даже если нас будут пытать.
Ноябрь. «Я шел — такой счастливый. Меня любят!»
А потом перед Дмитрием замаячила колония.
— Приехали кагэбэшники, забрали у меня телефон. Тогда всем налево-направо давали «финансирование экстремизма». И на меня хотели повесить то же самое — я помогал со сборами.
Я позвонил ей после допроса и сказал: «Меня могут посадить на 5 лет». Она заплакала. Говорит: давай вечером созвонимся по видео.
Тем вечером Дмитрий забрался в угол, из которого всегда разговаривал со своей девушкой. И впервые услышал, что она не влюблена в него — а любит.
— До этого она не говорила — люблю. А в тот вечер призналась. Я шел — такой счастливый. Меня любят!
Она говорила: ты ничего плохого не сделал, просто такое время, что за хорошие дела могут посадить. И мы сошлись на том, что за хорошие дела несложно и посидеть.
Она обещала: я буду ждать хоть 10 лет, мы все сможем, мы через все это пройдем. Она очень сильно меня поддерживала. Это большой, это великий человек для меня.
И вот я иду, счастливый. И тут спрашивает: «Чего улыбаешься? Где мое предложение?» Я вернулся в свой угол и спросил: будешь моей женой? Это было 4 ноября.
Зима. «Я решил: проведу с ней три последних дня, а потом сяду»
Администрация «химии» уже оформляла документы на «замену режима» — Дмитрия должны были перевести в колонию на целый год.
— Я решил: убегу к ней перед этапированием в колонию. Проведу с ней три последних дня — а потом сяду. И тогда мы продержимся этот год, чтобы потом быть вместе.
Мы провели с ней три прекрасных дня. Когда я вернулся на «химию», меня задержали, и с тех пор началось: ШИЗО, ШИЗО, ШИЗО. В общем, 110 суток до колонии у меня было сплошное ШИЗО. А потом колония.
После предложения руки и сердца девушка решила уволиться. В декабре она дважды подавала рапорт на увольнение — и дважды его отклоняли. Ей пришлось просто положить документы на стол, чтобы ее уволили за прогулы, и выплатить неустойку за расторжение контракта.
А позже Дмитрий даже сумел достать и кольцо. Чудом ему удалось заказать его и передать девушке.
— А потом начался беспредел. Ее начали вызывать на допросы. Когда на нее пригрозили навесить помощь экстремистам, она все же уехала из страны. И тогда мы потеряли связь.
В колонии Дмитрия пытались заставить признаться, что те три дня он провел с начальницей спецотдела. Но ни Дмитрий, ни сама девушка так и не дали показаний друг против друга.
Июнь 2023 года. «Она любит, я люблю — мы ищем способ встретиться»
Еще полтора месяца назад Дмитрий сидел в ПКТ. За годы заключения он провел 130 суток в ШИЗО и 4,5 месяца — в помещении камерного типа. Сейчас он в безопасности — восстанавливает подорванное подвалами здоровье.
На днях правозащитники «Весны» опубликовали большое интервью с Дмитрием о времени, проведенном на «химии» и в колонии. В нем он рассказывал о том, что не жалеет о том времени, потому что там, в ИУОТ №9 под Витебском, встретил любовь.
В день, когда Дмитрий давал интервью правозащитникам, он думал, что уже не увидит девушку, которую полюбил и которой тогда, в ноябре, сделал предложение. Оба бежали из Беларуси и в эмиграции оказались в разных странах.
Но она прочла его интервью — и позвонила. В момент, когда с Димой связались корреспонденты «Еврорадио», он был очень счастливым:
— Она вышла со мной на связь. Мы вместе. Она любит, я люблю. Она в безопасности. И я тоже в безопасности. Все прекрасно, и мы ищем способ воссоединиться.
И я верю, что все закончится нашим воссоединением. И она в это верит. И тогда у меня даже не будет претензий к тем людям: их поганое поведение привело к тому, что теперь два человека счастливы.
И мы будем рассказывать нашу историю, потому что она достойна того, чтобы рассказывать ее громко, а не шепотом на кухне.
«Еврорадио» хотело связаться с главной героиней текста, но она пока не готова давать интервью.
— У меня все хорошо в эмиграции, здесь меня окружают только хорошие люди. Я в настоящей демократической свободной стране, где можно дышать полной грудью, где любят и ценят каждого гражданина. Моей Беларуси больше нет. И даже если что-то в стране изменится, я туда не вернусь. Я здесь дома, здесь мне очень хорошо.
Сегодня у нас остается только один вопрос, который нужно решить: наша встреча. И его мы тоже решим.