Политзаключенный Дмитрий Козлов, известный как блогер Серый кот, провел за решеткой более пяти лет. Его срок должен был закончиться еще в 2024 году, однако политзаключенного не выпустили, а осудили еще раз — по статье 411 Уголовного Кодекса — и отправили в колонию строгого режима. Теперь, за два с половиной месяца до планируемого освобождения, блогера неожиданно помиловали без его прошения и насильственно вывезли из Беларуси. Политзаключенный рассказал «Вясне» о том, как его этапировали из страны, про то, что было самым сложным за решеткой и что помогало держаться.
«У меня никаких планов уезжать не было»
На интервью Дмитрий пришел с большой папкой документов и бодрым настроением, несмотря на то, что поспал только несколько часов. Он сразу заявил, что моральное состояние у него хорошее:
— Вы, наверное, видели людей, которые приехали — все не просто готовы, а готовы идти в бой. Тот же Статкевич — выскочил и пошел. У меня никаких планов уезжать не было. Как минимум, я хотел бы собрать вещи. Я остался бы в Беларуси, если бы мне властью были обеспечены гарантии безопасности: ты никуда не лезешь — мы тебя не трогаем. Я бы остался на таких условиях. Но у меня никто ничего не спрашивал — нас погрузили и депортировали из собственной страны без объяснения причин. Нам сказали, что в автобусе все объяснят, но этого не произошло. Когда подъехали к нейтральной полосе, сотрудник в маске выскочил из автобуса, а за ним Статкевич, и все.
«Надели свои наручники и мешок на голову»
Процесс освобождения Дмитрия Козлова из мозырской колонии № 20 начался ночью 11 сентября:
— Около трех часов ночи меня будит оперативник нашего локального участка. Будит и тихо говорит: «Сейчас собираешься и идешь со мной». Я собираю все вещи из тумбочки, выхожу в коридор и вижу, что уже стоит моя собранная сумка из коптерки. Потом двое сотрудников повели меня на контрольно-пропускной пункт-2 (КПП). Я видел, как там освобождали людей. Меня обыскали, отдали вещи со склада, я составил опись и расписался во всем, и мне сказали ждать.
Через минут 40 за политзаключенным пришли и надели наручники, которые по выходу с территории колонии сняли, рассказывает Дмитрий:
— За КПП меня ждал джип с сотрудниками КГБ в штатском и балаклавах. Сотрудница спецотдела показала мне постановление и сказала расписаться. Я спросил, что это, так как думал, что мне подсовывают помилование, которое я не хотел подписывать. Но она сказала, что это основания на этап. Было очень темно и я успел только прочитать: Комитет государственной безопасности. Я понял, что это действительно не помилование и тогда подписал. Приехал КГБ и меня срочно этапировали. Меня не освободили — меня этапировали. Получается, что я легально не освободился… Я сбежал или что? Наверное, Лукашенко подписал в одностороннем порядке указ о помиловании. Я не писал помилования, а только подписал бумагу, что ознакомлен с тем, что КГБ меня куда-то везет.
«Я не понимал, куда мы едем, сколько это времени займет»
Тут политзаключенный отмечает, что ему не отдали 49 рублей, которые у него в колонии были на счету:
— После этого меня посадили в машину, кгбшники надели свои наручники и мешок на голову. Мы немного проехали, после этого остановились, открылась дверь, мне сняли мешок и наручники и сказали, что они все снимают, но я не совершаю глупостей. Мне не было страшно, я знал, что происходит. Просто я не понимал, куда мы едем, сколько это времени займет. Я следил за дорогой и смотрел, куда мы едем. По рассвету и солнцу, я понимал примерно, что мы едем в сторону границы. В Гродненской области мы долго стояли на заправке. Они мне предлагали сходить в туалет, что-нибудь поесть, попить. Относительно комфортная была поездка. Мы ждали какое-то время на этом сборном пункте. Приезжали другие такие же машины с сотрудниками и заключенными. Потом мы проехали немного в сторону Каменного лога, там стояла милицейская машина — наверное, чтобы лишние не проехали. Сотрудник сказал милиции из той машины код «11». Дальше стояли другие машины и два автобуса. Нас с сумками погрузили в эти автобусы. Мы долго ждали, к нам заходил сотрудник в маске, у которого спрашивали, когда и куда мы поедем. Но он отвечал, что нам все потом расскажут. У всех забрали паспорта, после чего их вернули не всем.
Дмитрий говорит, что не думал, что его освободят по помилованию раньше срока. Ему оставалось отбыть только два с половиной месяца. Блогер рассказывает, что думал, что он выйдет по истечению срока и его поставят на надзор.
«С другими политзаключенными мы ждали освобождения»
Блогер отмечает, что, вероятно, договоренности у Лукашенко и Трампа были давно, когда и какими партиями выпускать политзаключенных. Поэтому именно сейчас ютуб-каналы Серого кота, предполагает Дмитрий, власти признали «экстремистскими»:
— За несколько дней до этого меня вызывал оперативник. Он спросил, какие планы у меня после освобождения и буду ли я продолжать заниматься своей деятельностью. Я сказал, что буду продолжать снимать видео, на что он сказал, что, если у меня есть голова, то я сюда больше не попаду. Это была доброжелательная беседа. Тогда я понял, что готовятся к моему освобождению. С другими политзаключенными мы ждали освобождения и гадали, кто в какую партию попадет. Но мы думали, что сейчас выпустят 17 сентября — ко дню их единства.
Побывав в несколько следственных изоляторов, колоний, этапов Дмитрий называет самыми тяжелыми во время заключения первые после задержания 20 суток на Окрестина в 2020 году:
— Нас там держали без ничего на голых досках. Это как штрафной изолятор в колонии, только без ничего, с плохим питанием. С 10 по 30 июня — был очень тяжелый период на Окрестина. Страдали не только мы, но и посторонние люди. Они не понимали, почему не дают матрас, например. В соседней камере было слышно, как Павел Северинец пробует вскрываться. В другой камере у женщины случился психоз и она кричала, чтобы ее выпустили, потому что ей холодно. Она просила хотя бы простыню. Женщина пыталась на них воздействовать криками на них, но им было всё равно. Говорили, что ждите суда. В колонии в 2023 году меня очень шокировала смерть Алеся Пушкина. Я был с ним знаком и хотел еще встретиться…
«Там ты не защищен никак»
Политзаключенный рассказывает о жизни в колонии:
— Я думал, что в колонии меня будут прессовать, чтобы я написал помилование, поменял взгляды. Нет, никто меня к этому не принуждал. Когда я приехал в бобруйскую колонию, то тоже ожидал, что мне со старта дадут сутки в ШИЗО. Мне повесили там только нарушение.
Первый раз в ШИЗО я поехал 27 марта 2024 года. До этого все было нормально: я ходил на промзону, работал — печатал шевроны, получал зарплату. Но отмечу, в какой бы колонии нас не держали, это уже ни есть хорошо. Многие думают, что пытки — это только избиения, но не только — это же и моральное воздействие. Там постоянно вешают необоснованные нарушения, постоянная дискриминация. Суть в том, что ты лишен свободы, у тебя нет личного пространства, у тебя нет там своего времени. Там ты не защищен никак. Они могут сделать с тобой, что захотят. Например, когда захотят вешают необоснованные нарушения и повесить новые уголовные дела. Ты просто не чувствуешь себя защищенным. В плане условий и еды там терпимо, но в плане личного пространства — ты даже в туалете не можешь уединиться, это происходит публично. Ты там никогда нигде не остаешься один. Только в ШИЗО политических стараются сажать в одиночку, как это было в бобруйской колонии. Их там в одиночной камере держат по шесть-восемь месяцев, я знаю. И не каждый это может перенести. Это зависит от характера человека и его моральной подготовленности.
Зона — это концентрированный срез общества. Это то, что власть хочет видеть в стране — навязать свой режим и централизованные правила, полный контроль. У них есть огороженный участок и там они проектируют идеальное государства. Сейчас в бобруйской колонии, в отличии от прошлых времен, все ходят строем, все просматривается и прослушивается. Тебе кто-то на ухо что-то сказал — через пять минут уже бежит оперативник и все знает.
Физическому воздействию я подвергся только при задержании, когда нас повалили на пол один на одного и потоптали ногами. Многих принимали жестче, поэтому ничего страшного в этом нет.
«У меня сразу забрали Библию»
Дмитрий отмечает, что в мозырской колонии, куда его отправили отбывать дополнительный срок в условиях строгого режима, ему было легче:
— Когда я приехал к ним, у меня спросили, почему меня осудили по ст. 411 Уголовного кодекса (злостное неповиновение требованиям администрации исправительного учреждения). Я сказал, что не знаю, наверное, перед выборами. На что мне ответили, что у них ко мне претензий нет, указаний им не приходило раскручивать меня по дополнительной статье. Но я должен был отсидеть 10 суток ШИЗО и лишен посылок и свиданий — это правило для всех заключенных, кто состоит на десятом «экстремистском» профилактическом учете. В остальном, они меня не трогали, не вызывали. Но несмотря на то, что там висит вывеска из Уголовно-исполнительного кодекса о свободе вероисповедания, у меня сразу забрали Библию (для штампа в библиотеку и не вернули) и не разрешалось никуда ходить и даже брать церковные книги.
«Мне выписали 10 внеочередных дежурств и сразу попросили написать отказ»
В помещение камерного типа Дмитрия отправляли два раза. Политзаключенный рассказал, за что его туда отправили:
— Первый раз это было перед освобождением. У них было мало времени — видимо, им поступило распоряжение. Меня закрыли на месяц. 16 августа 2024 года я вышел, но через два дня на меня составили нарушение, и опять ШИЗО: сразу четверо суток, потом еще восемь суток, 15, потом еще 15 и добавили 15. После этого меня снова поместили в ПКТ.
В первый раз в штрафной изолятор меня отправили абсолютно по надуманным причинам. Когда я собирался на промзону, меня позвал дежурный помощника колонии. Я вышел из строя, он спросил про шарф — я ему показал, было все нормально, а потом спрашивает: «А почему Вы не поздоровались?» В итоге за это мне выписали 10 внеочередных дежурств и сразу попросили написать отказ. Если ты не пишешь, то у них есть инструмент повлиять, связанный с «низким статусом». Так я попал в штрафной изолятор. Ну и последующие были тоже за «отказ от законных требований сотрудника».
У Дмитрия нет родственников в Беларуси, поэтому ему некому было передавать передачи в колонию. Но политзаключенный говорит, что это не было для него проблемой:
— Когда я приехал в бобруйскую колонию, то меня даже не сделали злостным нарушителем сразу. Я целый год отоваривался на пять базовых. После присвоения этого статуса у меня было две базовые на месяц. Поэтому я начал постепенно худеть. В колонии № 2 можно заменять возможность получения передач на сертификат на отаварке на определенную сумму со своего счета. То есть была возможность обойти это, и я это использовал. А использовать любые способы, «чтобы кишку набить», для меня неприемлемо. В одежде острой необходимости нет — все выдается.
Политзаключенный рассказывает, что в заключении ему помогала морально держаться вера и понимание того, что он не совершал ничего противозаконного:
— Я знал, что нахожусь там несправедливо, и моя совесть чиста. В таком случае ты можешь это все перенести, только нужно подождать. Когда в колонии у меня была возможность читать книги, я брал в церковной лавке много литературы, связанной с временами 30-х годов, репрессиями и ГУЛАГом. Я читал воспоминания репрессированых. У одного священника спросили, как он перенёс столько лет в сталинских лагерях в таких условиях. На что он ответил, что лучшего времени в его жизни не было: так близко к Богу он не был никогда. Меня это очень удивило, я понимал, что человек не лицемерит. И мне было интересно, как они достигают этого состояния. Поэтому я читал литературу, чтобы понять, каким способом люди так могут делать. Я старался читать духовную литературу и извлекать какой-то опыт из всего происходящего.
Дмитрий говорит, что хотел бы пожелать всем политзаключенным скорейшего освобождения и не падать духом:
— Я понимаю, что когда находишься там, то очень тяжело в этой неопределенности: ты сидишь и думаешь, будет что-то или не будет, тебя освободят или добавят ещё срок, сколько ты там еще пробудешь. Когда знаешь свой конкретный срок, это легче. Неопределенность — это плохо, это хуже физического воздействия. Я очень надеюсь, что всех скоро выпустят.
«В этих местах лучше не болеть»
Блогер рассказывает, что в местах лишения свободы он не обращался за медицинской помощью. Несмотря на то, что у него не было медицинских бандеролей, он пять лет не принимал никаких витамин, Дмитрий говорит, что в целом ему хватало питания и витамин в салатах в столовой.
— Там достаточно сбалансированное питание. В отоварке можно было купить яблоки. В целом, можно было пережить. Но медицинская помощь там никакая. Я был свидетелем, когда сидел в ШИЗО в мозырской колонии, как туда посадили пожилого человека, который ходит с палочкой — у него катаракта. Кроме этого, у него посинела вся нога. Он требует лечения, а ему дают ибупрофен. Он выбрасывает эти таблетки и говорит, что ему нужно нормальное лечение, на что ему сотрудники отвечали, что поможет только пилорама. У него освобождение через несколько месяцев, поэтому это никто не хочет лечить. В этих местах лучше не болеть, скажу так. К стоматологу я не ходил принципиально — говорил, что выйду и буду разбираться со всем этим.
Дмитрий планирует в ближайшее время вернуться к блогерской деятельности:
— Это же мой образ жизни. Я не знаю, чем бы я ещё мог бы заниматься. Мне нравится медиасфера, встречаться с людьми, ездить куда-то. Мне это интересно, и я планирую этим заниматься. Мне нужно вернуть свою технику, получить контакты. Но суть даже не в техники, а говорить о чем? Я на пять лет был выброшен из жизни, мне долетали фрагментарные новости, но это все не то. Мне дадут камеру, но говорить о чем? Именно по этой причине многие политзаключенные отказались участвовать в пресс-конференции 12 сентября. Мы не хотели сказать глупостей. Во время пресс-конференции я сидел в углу и настраивал свои аккаунты. Я бы хотел, чтобы Беларусь была свободной, вернуться туда и жить там. Но меня никто не спрашивал — выкинули и все.
